Сергей Лексутов - Ефрейтор Икс [СИ]

— А что, он не прав?

— Естественно! Этот пролив очень узкий и мелководный. К тому же, японцы хоть и караулили в Цусимском проливе, вполне успели бы встретить русскую эскадру в проливе Лаперуза. Ведь русская эскадра должна была бы пройти вокруг всей Японии, а японская эскадра быстрым марш-броском по дуге большого круга легко бы опередила русскую эскадру. Надеюсь, ты знаешь, что такое "дуга большого круга"?

— Ну, еще бы! Я ж математик. Или, ты забыл?

— А ты спроси любого историка, что такое "дуга большого круга"? Гарантию даю — не знает.

— Так ведь угробил же Рождественский русскую эскадру!

— Во-первых, не Рождественский, а Рожественский, а во-вторых, не он угробил. Достаточно посмотреть на схему сражения, и сразу станет ясно, нормальному человеку, разумеется, с нормальным здравым смыслом, но только не специалисту-историку, что Рожественский гениально подставил последовательно на двенадцать минут каждый японский корабль под огонь всей русской эскадры. Спроси любого моряка, он тебе скажет, что это верная гибель для любого корабля, будь он хоть дредноут с полуметровой броней. Наши вернувшиеся из плена моряки утверждали, да и сами японцы не отрицали, что русские снаряды буквально изрешетили японские корабли. Не вина Рожественского, что русские бронебойные снаряды почему-то не взрывались.

Ольга задумчиво покачала головой, старательно изготовляя бутерброд для Дениса.

— Все ж таки, Паша, странно слышать, такие вещи… Ты вдруг ляпнешь ни с того ни с сего, что-нибудь вовсе из ряда вон выходящее… То у тебя Толстой непрофессиональный писатель, то еще что…

Павел засмеялся.

— А вот послушай еще одну историческую мистификацию, которую любой может лицезреть, открыв любой вузовский учебник истории России. Знаменитое сражение на Куликовом поле. Левый фланг русского войска прикрыт речкой Смолкой, с топкими, заболоченными берегами. Неужели Мамай такой идиот, что главный удар конницы направил бы на левый фланг, если бы русское войско именно так стояло?! Представляешь, конная лава сходу спотыкается о ручей, кони вязнут, вскидываются на дыбы, на них налетают следующие… И все это в тридцати шагах от русских лучников. Вся сила удара конницы, в ее скорости, а тут получилось, что на направлении главного удара как раз скорости и не достичь.

— Ну, может, тогда речка Смолка короче была, а берега у нее не топкие?..

— У всех русских речек топкие берега. Погляди на карту, почти везде равнина. А речка Смолка в то время могла быть только длиннее. Тогда ведь леса еще не вырубали… Любой человек со здравым смыслом поймет, что конница в таких условиях атаковать не может, но только не историк.

— Но ты же не кавалерист?

— Я четверть жизни в деревнях прожил, так что знаю, где и как может пройти лошадь…

— А почему так получилось?

— Да очень просто. Летописцы преувеличили численность русского войска раз в двадцать, соответственно и татарского тоже во столько же раз. Ну, никак не расположить такое количество войск между истоками речки Смолки и Нижним Дубяком! Там всего два с половиной километра. Историки поступила так, как обычно и поступают, дуболомно и прямолинейно: больше половины русского войска поставили за речкой, через которую ни один Мамай бы не пошел, чтобы не угробить свою конницу, и с умным видом нарисовали стрелу главного удара.

— А сколько, по-твоему, их было?

— Русских тысяч двадцать пять, татар — тыщ тридцать-сорок… А еще правдоподобнее — раз в десять меньше и этого числа…

— Всего?!

— По тем временам, это очень приличные военные силы. Французский король в то время мог выставить армию всего тысяч в пять человек…

— Но летописи же говорят, что поднялась вся Русь, от мала до велика…

— Правильно, поднялась. Но потому Дмитрий Донской и великий полководец, что на Куликово поле он не повел мало подготовленное ополчение, а повел лишь свою профессиональную армию, а ополчение посадил по городам в гарнизоны, на случай своей неудачи. Слава Богу, что кроме снобов историков, есть мы, писатели; можем любой их исторический ляпсус подвергнуть сомнению и анализу. Взять хотя бы то же самое Куликово поле… Историки совершенно серьезно утверждают, что русские на Куликовом поле были вооружены дубьем, и никто не имел доспехов, кроме, разумеется, военачальников, лишь на том основании, что в захоронениях, и на самом поле, не найдено ни единого меча, и ни единой кольчуги. Хотя, буквально через несколько страниц того же учебника, можно прочесть, что полный воинский доспех стоил столько же, сколько пятьдесят быков. Да какой дурак такую ценную вещь оставит ржаветь на поле боя! Но историки делают другой вывод; если доспех так дорого стоит, значит, он был и не по карману русским воинам. Еще как по карману! Мало того, что русские воины неплохо зарабатывали мечом, нанимаясь на службу к каким-нибудь королям, да и к своим князьям тоже, доспехи и оружие передавались по наследству, и та же кольчуга могла служить десятилетиями, и даже веками. А что ей сделается? Если вовремя ремонтировать и смазывать жиром… И еще есть один аспект. Сами историки пишут, что татарский воин успевал выпустить еще девять стрел, пока первая была еще в воздухе, в полете. Так нафига им вступать в рукопашную с лапотной ратью, без щитов и кольчуг, когда можно подскакать шагов на сто и всю толпу расстрелять из луков! Так что, утро на Куликовом поле выглядело совсем не так, как на знаменитой картине. Там стояла не толпа суровых мужиков, вооруженных кто чем, а стояли безупречно ровные ряды профессиональных воинов в сверкающих доспехах. Да и вообще, там не татарская орда напирала на русских, а вполне европейское войско. Потому как загадочная история произошла с Мамаем после поражения: он почему-то побежал скрываться в генуэзскую колонию в Крыму. А самое интересное, генуэзцы дали ему еще войско, и он еще несколько лет пытался на Днепре и Дунае кому-то доказать, что он чего-то значит.

Денис, наконец, слез с березы, подсел к "столу" и принялся уплетать закуску. Павел ел не торопясь, размышляя о произошедших в нем за последний год переменах. Стоило только подержать в руках роскошно оформленные, в красочных обложках, свои книги, как сразу же исчезли все обиды на всяких Кобылиных, Светляковых и Гришек, за их пренебрежение, да и явные оскорбления тоже. Совершенно пропало желание ходить на всякие окололитературные тусовки. Изредка Павел появлялся на собраниях "Белого каравана", с парой бутылок водки и хорошей закуской, с тайным умыслом, что коллеги писатели и поэты не будут болтать об искусстве и литературе, а сразу перейдут к делу, то есть к водке.

Как-то, уже в конце зимы, когда получил гонорар за вторую свою книгу, он заявился на собрание литобъединения. Прикинутый с ног до головы в "фирму", в роскошной дубленке и бобровой шапке, посидел со скучающим видом в сторонке.